У меня в голове играет и не останавливается Exit music (for a film) - Radiohead. Мне от нее страшно и пусто, а она не уходит.
А еще последнее время мне страшно хочется убить некоторых людей, причем некоторые мне ничего объективно плохого не сделали. Другие из этих некоторых сделали.
Меня безумно бесит слащавость некоторых коллег. Я уже докатилась до того, что свободнее себя чувствую с Крянгэ. Мир такой странный, даа.
УПД: заставила себя слушать Роба Доугана, Furious Angels.
And all the roads we have to walk along are winding And all the lights that lead us there are blinding There are many things that I would Like to say to you I don't know how
Because maybe you're gonna be the one who saves me ? And after all you're my wonderwall
Sonnei Вы чего-то такую чушь порете... честно говоря. Человек не исчерпывается базовой функцией, тут до меня хорошо сказали. А еще можете подумать почему она называется базовой, например. Потому что она есть...фундамент, база. На ней стоит здание тима) Вы фундамент часто наблюдаете у зданий? Прямо вот непосредственно наблюдаете? Если только на стройке. Штурвал Калинаускаса утверждает, что базовая функция определяет существует для себя человек или нет. То есть это основа всего. Но она совершенно не обязательно должна быть видна окружающим, она внутре. А вот видны как раз творческие и активационные. При должно умении можно суггестивную заметить. Но базовую! По ней у человека есть определенные четкие, весьма консервативные представления. Она глубоко. Она как постоянный фоновый шум, она работающий механизм, денно и нощно, но она не видна, черт возьми!
Да, ЧС трудно не заметить. Но на интровертированности индивида это никак не скажется. На Луркоморье был отличный пример. Большая тусовка. Один человек сидит в углу с книгой, другой весело что-то рассказывает для толпы благодарных слушателей. Кто из них интроверт по соционике? Толпа слушателей! А читающий и болтающий оба экстраверты.
Малая поставила на repeat Placebo "Twenty Years" еще вчера. Я ее и ночью слушала, ведь мы ее не выключали. Просыпалась, слушала, засыпала обратно. И сейчас играет.
От этой песни странные ощущения. И вроде бы тяжело, и вроде нет.
Сейчас сижу и не могу заставить себя пойти продолжить прибираться. Жду очередной смски и жду когда ты придешь.
Хочу много снега. И Рождественское настроение. И чтобы мои уехали наконец.
Очередной виток спирали: плохо, тяжело, идитевсекчерту, а потом полежать. И все проясняется. Безнадежность не кажется такой страшной, просветы появляются сами собой.
Главное слушать правильную музыку и читать правильные вещи сейчас. Спокойствие логика. Хватит мне логику обожествлять, ведь так?
Вот еще 6 работ и еще 19 тестов и еще закончить составлять инфу на Бланта для Music Box на завтра и все.
Час ночи. Самое время для ясности.
Но что ни делай, мне безумно не хватает тебя. Что сделать и какому дьяволу продать душу, чтобы ты была тут? Постоянно.
Ловец человеков. Господа, у меня сейчас период апатии, болестей телесных и экзистенциального ужаса, потому ничего не пишу, ан и комментирую через раз. Однако, так как вышел календарный срок, я все ж положу сюда фик, который написал на Старты. Собственно, это эссе о роли и месте Гриндевальда в истории Второй Мировой, к которому наспех прикручены фиковые условности. Однако же пусть себе валяется - тут (клик на эпиграф и в комментах.
Впервые Альбус увидел его летом девяносто девятого года.
Признаться, Дамблдор ничего не ждал от этого приема — Батильда Бэгшот вращалась в полезных, но неприятных кругах. Так уж вышло, что история для многих почтенных магов — всего только служанка прикладной науки генеалогии; сам Мерлин не так важен, как чистота крови невесты какого-нибудь Дингла. В салоне же ведущего историка не может быть и речи о какой-либо лжи касательно родословной — с Батильды станется произнести вслух имя Ислы Блэк.
Собрания у мадам Бэгшот были редки, но чрезвычайно представительны. Не мог их пропустить и Альбус, глава почтенного… некогда почтенного семейства Дамблдоров, лауреат премии Финкли и — что самое сладкое — член Визенгамота. Мать не поняла бы. На тот момент, правда, Кендре Дамблдор было уже все равно, но не воспользоваться шикарным предлогом уйти из дома, от Аберфорта и Арианы, он не мог.
Альбус успел перемолвиться парой слов со знакомыми по вестникам научных обществ и, как совершеннолетний, воздать должное разносимому домовиками вину, прежде чем Батильда загорелась идеей представить ему своего внучатого племянника. Похоже, в кои-то веки он не самый молодой на приеме.
Родич Батильды стоял в стороне, цедил сливочное пиво — ну да, шестнадцать лет и тетушка — и ухмылялся тонкими губами, рассматривая гостей с интересом этнографа. Так он глянул и на ведомого Батильдой Альбуса. В его глазах — широко распахнутых, какие-то прозрачных — таился все тот же острый интерес… и еще что-то крайне знакомое. Что — Альбус еще долго не понимал.
— Ну, мальчики, познакомьтесь. Это вот Альбус, мой добрый друг, только что закончил Хогвартс, но дельней половины Министерства, — Батильда, как всегда, выкладывала все и сразу, — ну а это — племянник мой, он учился в Дурмстранге, но решил пока сменить обстановку, — ее голос был беззаботным, слишком беззаботным, — зовут его…
— Геллерт Гриндельвальд, к вашим услугам, — он плавно поклонился, уже в спину посчитавшей свой долг выполненным тетушке. Мягкие кудрявые волосы упали на глаза.
— Гриндельвальд? — не так много на свете магических деревень, чтоб не узнать название. — Так вы швейцарец?
— Я — немец, Альбус, — акцент почти не заметен — Геллерт, похоже, слишком любит свою речь, чтобы не довести ее до блеска и на чужом языке, — А Швейцарию, к вашему сведению, придумали магглы — магам такие игрушки ни к чему.
Ограничится кратким изъявлением вежливости уже не получалось — десяток минут спустя юноши, к восторгу Батильды, уже болтали в саду, не замечая, что бокалы опустели.
— Мы живем в странное время, Геллерт, — сказал Альбус, когда Геллерт объяснил, как оказался в Англии. — Магглы рвутся вперед, как тестралы по осени; чего стоит тот факт, что в воздухе мы со своими метлами уже не одни! И на фоне этого воспрещать перспективные разработки… Я, признаться, полагал, что Дурмстранг из всех школ как раз наименее зашоренная.
— Возможно, но и их терпение лопнуло.
— Господа преподаватели рассердились или испугались? — Альбус задал тогда правильный вопрос. Но не получил на него ответа.
— Господа вмешались. Поэтому я здесь.
Ω
Впервые Альбус встретил его зимой сорок пятого года.
Через обычный министерский канал его попросили явиться на Бейкер-стрит, 64, и хогвартский преподаватель трансфигурации полагал, что потребуется обычная консультация. Маги и магглы Британии вели разные войны, но разведданными обменивались охотно; да мало ли что случается — то маки нечаянно артефакт какой прихватят, то дракон повадится парашютистов жрать. Однако у лысоватого человека с неряшливыми усами, представившегося господином Стюартом, было к Альбусу совершенно другое дело.
— Что вы знаете о Геллерте Гриндельвальде?
Визенгамот — ничуть не худшая школа самообладания, чем Парламент, а административная шкуродерня не уступает министерской. Альбус покачал головой.
— Немного больше, чем любой британский маг. В двух словах: он не тот человек, с которым вы бы хотели выпить вечерком. Теоретик и, что самое неприятное, практик — чтобы вам было понятней — нашей вариации фашизма.
— О, с кем я только ни пил. С теоретиками фашизма, бывало, тоже, вот только на практиков никто из них не тянул. — Ну как же, — Дамблдор не надеялся увести разговор в сторону, явно не тот человек, но не мог не подхватить. Это показалось бы странным. — Ведь этот ваш Гитлер…
— Этот их Гитлер, — с любезной улыбкой поправил собеседник. Целую секунду Альбус думал, что оборот «этот их Гриндельвальд» не звучит. Геллерт был и оставался проблемой всего магического сообщества, магглы же интегрированы куда как слабее.
— …Этот немецкий Гитлер, помню, написал довольно обширный труд. Я его, однако, не читал — подожду, пока станет историей.
— И очень зря. Книга, по сути, сугубо практическая: половина — про то, как он дошел до ее написания.
— А другая — про то, куда он двинется после? Ну, это есть и в работах Гриндельвальда, — Альбус совершенно не собирался скрывать, что читал ту же «Der Weg und die Treppe» — в отличие от того, сколько своих собственных слов он там увидел.
— Да, там только планы, — Стюарт поднял указательный палец, — о своей биографии он, кажется, не слишком любит говорить.
— Так вы… изучали вопрос? — вот теперь он был серьезен.
— Пришлось. По долгу службы, знаете ли. Итак, Альбус Дамблдор, сэр, я представляю МИ-6. Если угодно — политическую разведку Его Величества. Так уж вышло, что Геллерт Гриндельвальд, маг, нас серьезно заинтересовал.
Не вас одних, офицеры. Не вас одних.
α
Стояла душноватая летняя ночь. Аберфорт уже уложил Ариану, как обычно рассказав на ночь сказку и как обычно держа за руку, пока не уснула. Альбус же сидел наверху — задумался, проглядывая то маггловские газеты, то заметки из Визенгамота. Все из-за брошенной несколько дней назад в разговоре со странным немцем из Швейцарии фразы о развитии общества.
Новый знакомый здорово умел слушать — весь вчерашний вечер говорил в основном Альбус, многое пояснив о текущем положении дел. Притом, что подкупало, немец не стремился создать впечатление слушателя — этим искусством отменно владели многие старые леди и прелестные молодые дурочки, но впитывал информацию, принимая ее к дальнейшему глубокому анализу.
Ему еще только шестнадцать лет — а он заставил Дурмстранг понервничать.
В окно стукнулся крохотный сычик — странно, почему так поздно? Альбус давал три против одного, что пишет Элфиас — старина Дож так и не понял самой идеи часовых поясов. Однако письмо, скинутое впущенной птицей, было от совершенно другого человека, разнящегося с ним, как тестрал с пегасом.
«Альбус, заранее прошу прощения, если Вы уже отошли ко сну — похоже, я никогда не отвыкну от ночных бдений над книгами.
Я много думал о нашем разговоре на приеме — знаете ли, давно не говорил с кем-то одновременно умным и не с портрета. Но долго не мог понять, что меня весь вечер беспокоило — не политические расклады и не академические виражи, которые, собственно, Вы весь вечер и расписывали. Нет. Одна-единственная мысль — о том, что, будто бы, магглы опережают нас в социальном прогрессе.
Возможно. Вот только что толку?
Хогвартс имеет одно отличие от Думстранга — к добру ли, к худу ли. Он обслуживает британских магов европейской традиции, не более и не менее. Не в обиду вам, англичанам, но вы же не будете говорить, что индийские маги вообще имеют представление о вашем славном Министерстве? У нас же, в Дурмстранге, кого только нет. Я — крайняя западная точка, дальше уже Бобатон; но кроме немцев к нам идут венгры, болгары, сербы… многие. Каждый несет с собою новости — даже если магглорожденный покинул свое королевство, королевство не покинет маггла. И уж поверьте, общества, что рождают учеников Дурмстранга, разнятся меж собой куда сильней, чем берега Темзы и Замбези.
И каждое из них бурлит, как Англия не бурлила четверть тысячелетия. Магглы бегут быстро — но бегут к пропасти. Войны сейчас вспыхивают за минуту — поищите в подшивках насчет последних конфликтов с участием Северо-Американских Соединенных Штатов. Как я понял из газет, что-то зреет у вас в Империи, да и Балканы вот-вот полыхнут — я, знаете ли, читаю по-болгарски… А, простите, поясню — я люблю маггловскую историю. Это удовольствие сродни наблюдению за партией мастеров-шахматистов. Даже не имея возможности вмешаться, даже не будучи в состоянии указать на ошибки.
Впрочем, со своими ошибками они что-то пытаются сделать — вы слышали об антивоенных конференциях? Однако все это — лишь холщовая нить на пути Хогвартского экспресса. Какие бы ограничения они сами для себя ни разработали — из правил всегда услужливо вычленят исключения. Потому что в договоре равных некому обеспечивать санкции — а если так, что толку на них оглядываться?
Что будут делать магглы, если не справятся со своим прогрессом, Альбус? Такой вопрос я бы мог Вам задать. Но Вас наверняка больше заинтересует другой вопрос.
Что будут делать маги, когда магглы не справятся со своим прогрессом?
Геллерт»
Альбус отрывается от письма и торопливо поправляет порядком оплывшую свечу. Сычик деликатно скребет когтями по подоконнику, переступая в ожидании, и на стол немедленно ложится пергамент. Скоро сыч уносит письмо. И возвращается. И снова отправляется в ночь.
Альбус писал много и торопливо, задавая вопросы и получая ответы — да все никак не мог взять в толк, откуда столько клякс, а ведь у него просто дрожали пальцы. В последнем письме он и вовсе сбился на крупные прописные буквы.
«Геллерт! Твой тезис о том, что правление волшебников пойдет на пользу самим магглам, на мой взгляд, является решающим. Действительно, нам дана огромная власть, и, действительно, власть эта дает нам право на господство, но она же налагает и огромную ответственность по отношению к тем, над кем мы будем властвовать. Это необходимо особо подчеркнуть, здесь краеугольный камень всех наших построений. В этом будет наш главный аргумент в спорах с противниками — а противники у нас, безусловно, появятся. Мы возьмем в свои руки власть ради общего блага, а отсюда следует, что в случае сопротивления мы должны применять силу только лишь в пределах самого необходимого и не больше. (Тут и была главная твоя ошибка в Дурмстранге! Но это и к лучшему, ведь если бы тебя не исключили, мы бы с тобой не встретились).
Альбус»
Он отдал письмо птице — но от окна не отошел. До слез в глазах, поправляя модные очки-полумесяцы, очки-лимонные дольки, вглядывался в небо за окном. Но вместо совы увидел только солнце.
Ω
Господин Стюарт наконец указал Альбусу на кресло.
— История будет долгой, так что, — хозяин кабинета достал небольшой графинчик и бокал — один бокал, конечно. — Может быть, бренди?
— Воздержусь, — его гость покачал головой, — итак, как же вы наткнулись на Гриндельвальда? Разумеется, его люди сотрудничают с нацистами, как мы работаем с вами, но не более того — скорее куда менее активно.
— О, это-то, хоть сравнение и избито, так, верхушка айсберга. Давайте я начну по порядку, в том виде, в каком сам все это слышал. Дело в том, что в структуре СС — это такие шибко военизированные силы безопасности, наподобие вашего Аврората…
— Я бы попросил. Я знаю, что такое СС, — Альбус глянул на собеседника поверх очков. — И Аврорат, поверьте мне, ничем таким не занимается.
— Вам виднее, — пожатие плечами, — нас интересует скорее другое — есть у них там отдел такой, зовется Аненэрбе, — маггл выговорил чужеземное слово с усилием, но правильно. — Занятная конструкция — по идее, он должен был напоминать ваш Отдел Секретов...
— Тайн, — автоматически прервал его Дамблдор — и сделал еще одну пометку. Магглы осведомлены о существовании Отдела Тайн, да еще и догадываются об его функциях. Не к добру.
— Ну или так — оно всяко не получилось. Сперва там чего только не было — изучение целебных трав, отдел сказок, арийская музыка, — Альбус взирал на военного с глубоким скепсисом; разве что травы… — Но в настоящий момент это не более чем гуманитарный институт плюс пара забавных, но бесполезных медицинских программ. Дело в том, что некоторые отделы до сорокового года были тихо прикрыты.
— Все это очень интересно, но… этим ведь дело не ограничивается? — В голове Альбуса все так же крутились эти проклятущие лекарственные травы.
— Некоторые сотрудники этих отделов самим своим увольнением привлекли внимание.
— Ваше?
— Нет, — Стюарт улыбнулся в усы, — немцев.
Он пододвинул к себе отвергнутый гостем стакан и щедро плеснул себе из графинчика — который и не думал убирать.
— Есть, знаете, на той стороне такой человек — Вильгельм Канарис. Адмирал, возглавлял нацистскую военную разведку. Ему, как мне кажется, всегда было наплевать, кто выиграет войну. Его дело — решать интересные задачки. Вы таких явно видали — говорят, академическая среда богата людьми такого рода.
Альбус вспомнил Финеаса Блэка, потом факультет Ровены в полном составе — и кивнул.
— В тридцать восьмом он уже возглавлял разведку. Тогда же его внимание привлекли уволенные в связи с так называемым делом Киркгоффа — мало ли что может рассказать о прежнем покровителе разобиженный ученый? Против Гиммлера это ему ничего не дало, но подчиненные вице-адмирала заметили кое-что другое. Часть опрошенных отличалась странным прошлым и более чем странным поведением. Они мало что понимали в окружающих реалиях, были непривычно доверчивы для работавших с партией, ох, много чего. Что же до их документов — у Плассмана, начальника одного из упраздненных отделов, имелся Железный крест. Вот только, похоже, он получил его на трех разных фронтах. Ничего не напоминает?
Профессору Дамблдору только и оставалось, что виновато развести руками.
— Ну что поделать, маги бывают крайне рассеянны. Статут Секретности имеет уйму таких вот досадных эффектов, я говорю об этом годами. Как правило, последствия такой рассеянности быстро подчищаются.
— Нет правил без исключений, господин Дамблдор, — Альбус отчетливо вздрогнул. — Охраной этих парней никто не озаботился. С их-то провалами в памяти это было не нужно.
— Значит, обливиаторы, — нежданный, однако, подарочек. Ну, хоть Статут пока еще вне опасности.
— Ну, это само по себе насторожило Абвер, — Стюарт пил мелкими глотками, смакуя благородную выпивку. Спиртное магглы всегда делали лучше. — Разумеется, они начали рыть. Быстро выяснили, по чьей протекции поступили на работу потерявшие память бедолаги…
— И что же? Кто-то из дворянских семейств с магической ветвью?
— Проверяли. Но общая точка оказалась иной. Движение народников, как бишь их… фёлькише.
— Простите? До такой степени в немецких делах я не понимаю.
— Оккультисты.
Лицо Дамблдора на миг приобрело скучающее выражение. У магглов достаточно сильных сторон, чтобы не искать путь к закрытой для них от рождения силе. Ан нет, ищут! Выдумывают демонов со странными именами да травятся зельями для первого курса, в которых есть все по учебнику, кроме магии.
— Вы же не хотите сказать, что они пользуются в Германии каким-то влиянием? Эти… эти выдумщики?
— Пользовались, пусть и весьма ограниченным. Вирт отошел от дел, Хильшер в подполье… впрочем, эти имена вам ни о чем не говорят. Важно, что Хильшера Канарису удалось расспросить уже существенно позже, в сорок третьем, во Франции.
Ну а до того, — Стюарт сделал широкий жест бокалом, — адмиралу подкинул нежданный подарок сам объект его поиска. В июле сорок первого в руки полиции Виши попадают несколько членов подпольной группы, состоящей из выпускников Политехнической школы.
— Не могу сказать, что удивлен. Скажу вам, как учитель — юношам вообще свойственна борьба. Хоть против нелюбимого преподавателя, хоть против оккупантов. У этих хоть был достойный повод.
— Повод был. Желания не было. Немецкая оккупация и Петэн их особо не волновали — напротив.
— Даже так? — Альбус уже давно понял, куда клонит разведчик, но детали были крайне важны.
— Даже так. Они исповедовали кое-что поинтереснее национал-социализма. Нечто, порожденное великолепным, но несколько чужим нашему обществу умом.
Так называемое Синархическое Имперское Движение просто потрясло газеты — кстати, заметьте: немцы обошлись в статьях о них почти что без цензуры. Пару недель заговор обсасывали по всем бульварам, потом успокоились. И вот тогда кое-кто из ребят начал давать показания.
На столе появился еще один бокал, и в нем тоже заплескалась согревающая жидкость.
— И в Абвере поняли, что дальше будет только веселее. Вот, пролистайте-ка.
"Меня все время разбирает любопытство, что же такого интересного пишут друг другу японцы в эсэмэсках. А то, что пишут что-то жутко интересное, нет никаких сомнений. Наверное, что-то про любовь. Иначе как объяснить эти блуждающие улыбки на лицах японских девиц? 90% японок ходят по Японии, уткнувшись в телефон, как Шурик в книгу. И при этом загадочно улыбаются, а иногда даже смущенно хихикают. Не может же счет за квартиру или сообщение о визите Медведева на Кунашир вызывать улыбку Моны Лизы на лице японки! Я уже не говорю про смущенное хихиканье. Наверняка что-то про любовь. Еще одним доказательством этому является то, что японки, когда читают свои эсэмэски, напрочь забывают обо всем на свете и постоянно стукаются лбом о фонарные столбы!"
Вопрос ко всем Когда начинается паника, которая быстро и очень верно набирает обороты, то единственное что способно успокоить, причем быстро и безболезненно - когда один единственный человек берет тебя за руку и говорит: все хорошо. А лучше если обнимет. Если за руку возьмет кто-то другой - не помогает. Не помогает ни один из других способов, а человек этот не всегда рядом оказывается и тогда становится так плохо что начинает тошнить..
Как вы с этим справляетесь? С паникой и отсутствием верного успокоительного((
А какими сложными профессиональными терминами/просто очень непонятными словами вы пугаете народ? "Своими идиомами вы вводите меня в когнитивный диссонанс..."
Знакомый по сети часто вместо "нервничать" употребляет слово "температурить". Звучит сочно: "И почему вы температурите? Нужно просто сделать так..."
Родственница, преподаватель русского языка (фикрайтер): увлеклась в учительской, беседуя с коллегами о работе. Звучало так в приблизительном пересказе: "И когда в этих сочинениях пофиксишь все баги, то сидишь и понимаешь — толку было бетить, обоснуем даже не пахнет". Коллеги впечатлились.
Ребёнок, 10 лет. Обожает употреблять выражения в стиле "Если гипотетически, то в подобной логике наблюдается некоторый диссонанс, и точка возврата оказывается пройденной до того, как осознаёшь бла-бла-бла".
"...а всё потому, что консенсус, достигнутый диэлектрическими материальными плоскостями третьего порядка, концептуально интерпретируется общепринятыми пульверизаторами. И исходя из этого, синусоидальность дедукционного индуктора никоэмутируется с хромофорной фузией аксирогентно адиквантного фотонного триангулятора..." Если погуглить, то можно найти полный текст, это всего лишь отрывок, который я помню. А ещё "Если посмотреть сверху, то снизу видно, что справа ничего нет")
Прожив n-ную часть жизни рядом с медиками-биологами-химиками, в обиход вошли такие фразы, как: Циклопентанпергидрофенантрен твою адезинтрифосфорную кислоту титриметрическим методом и без фенолфталеина. или более облегченная версия: Ангидрид твою перекись водорода через бабушку в третьем поколении. Непосвященные пугались
Есть привычка, например, вместо "Бред несешь" - "Неконтролируемые проявления твоей фантазии резко антагонистичны окружающей объективной реальности", и это еще самое мягкое) [...]
Я счастливейший человек в мире,потому что ты меня любишь. Потому что ты у меня есть. Потому что я засыпаю и просыпаюсь, представляя себе что ты рядом. И потому что мне легко и тепло на душе благодаря тебе.
Спасибо мирозданию за то, что мы пришли друг к другу.
Немного о Бальзаках. Итак, что бы вам рассказать о повадках Бальзаков? Бальзаки - это очень специфические животные, нуждающиеся своеобразном подходе и воспитании. Бальзаки любят: - систематически вскрывать мозг себе и окружающим Исподволь, незаметно, аккуратно капая на мозг и долбя клювом, когда вы не слышите, Бальзак будет доносить до вас истину. Не сопротивляйтесь. Во-первых, бесполезно. Во-вторых, чревато. В-третьих, есть хороший шанс, что это и правда истина (Бальзак прогуглил!) Что делать, когда Бальзак вскрывает мозг себе? Можно постоять рядом и внимательно посмотреть - мозг Бальзака очень интересен. Можно помочь - если вскроете правильно, век будет вам благодарен. Можно погладить по голове и сказать - не перестарайся, пожалуйста, чай справа, одеяло на спинке стула, голова у тебя не квадратная. - искать проблему там, где нет проблемы Без проблем, как полагает любой уважающий себя Бальзак, жизни не бывает. Не подумайте плохого - Бальзак искренне, от всей души стремится к жизни безо всяких проблем. Но мир очень жесток и несправедлив к ним, ежедневно предоставляя поводы для того, чтобы убедиться - всё плохо. Не надо утешать Бальзаков. Они давно смирились с тем, что все никогда не будет идеально. Они смирились с этим ещё до своего рождения, и попытки их переубедить вызовут у них полное ощущение, что вы - идиот. Зато Бальзакам можно показать красивую птичку или подкинуть для решения логическую задачку - и тогда, есть шансы, на какое-то время он просто забудет о том, как именно все вокруг плохо. - думать о нужности и ненужности всего сущего Если вы видите на лице Бальзака мечтательно-отстраненное выражение, он думает не о еде (не путать с Гексли!). Бальзак мечтает, размышляет, строит планы. В этот момент Бальзака лучше не трогать. Будет обижен и зол. Можно ходить вокруг, протирать полиролью, менять тарелки с едой и чашки с кофе и заниматься своими делами (у вас наконец-то появится на это время, цените момент, как только Бальзак придет в себя, вы пойдете с ним воплощать планы). Но это в том случае, если он думал о планах, потому что зачастую Бальзакам нравится думать об абстрактных, отстраненных материях. Им правда это нравится. Их не надо спасать, если они начинают с вами разговор о самоубийстве. Им просто интересен какой-либо аспект этого дела. - перебирать в лапках детальки Бальзак любит мелкие детальки. Во всем. В одежде, в интерьере, в живописи, в музыке, в литературе, в работе. Он собирает много-много мелких деталек, обвивается вокруг них и довольно урчит. В моменты особенного душевного расположения Бальзак обязательно с вами поделится и покажет, что держит в лапках. Но самостоятельно отбирать не рекомендуется. читать дальше- фырчать и ластиться (кормленые и спатые Бальзаки!) Это редко состояние Бальзака, но оно с ним случается. Хорошо наетый и наспатый Бальзак в условиях комфортного существования любит обниматься, говорить хорошее, делать наивные глаза и вообще становится исключительно мил и пушист в общении. Рекомендации две: не набрасывайтесь на него с громким гоготом - есть шансы, что он на месте получит разрыв сердца; и не высмеивайте его тонкую нежную натуру, потому что иначе вы перейдете к следующему пункту. - уходить в эмо-угол и там долго обижаться на весь мир Любимое занятие Бальзака - это нахождение в эмо-углу. Эмо-угол обыкновенно хорошо обустроен и напоминает скорее небольшой одомашненный склеп. Находиться там он может, не слезая со стула на кухне. Запомните несколько правил, облегчающих дальнейшее общение с Бальзаком. Во-первых, нет, вы никогда не поймете, за что он на вас обиделся. Может быть, через месяц. Может, он скажет вам об этом на день рождения. Но шансов немного. Если Бальзак сказал вам, на что он обижен, значит, вы очень долго не замечаете его нахождение в эмо-углу. Во-вторых, не набрасывайтесь на него с громким гоготом, мы уже выяснили, к чему это приводит. Также не рекомендуется переубеждать Бальзака, что все не так и плохо - он и так уже думает, что вы идиот. Птичку показывать тоже не к месту - в эмо-углу Бальзака не бывает птичек. Медленно, поэтапно, посредством сочетания физического контакта и беспорядочных высказываний типа: "Ты хороший. Ты очень хороший. И добрый. И чудесный. Ну давай ты потихоньку высунешь из эмо-угла ногу?" вытаскивать его оттуда. Поскольку Бальзак только этого и ждет, спустя какое-то время он вылезет. - смотреть большими печальными глазами, нежно поглаживая кувалду за спиной При серьёзных проблемах Бальзак может и въебать. Поверьте, ему есть чем. - ехидничать Чувство юмора Бальзака может сравниться с очень немногими ТИМами. В основном это черный или саркастический юмор, но развязавшийся пупок вам обеспечен (на эту тему он позже тоже пошутит, после оказания вам первой медицинской помощи). Умейте шутить вместе с Бальзаком. Они это ценят. - демонстрировать интерес - демонстрировать неинтерес Не меняется почти ничего в поведении Бальзака, но вы достаточно быстро поймете, заинтересован он в вас или нет. И если нет, лучше сейчас его не трогать - Бальзак воспримет это, как давление, и сайгаком метнется к Канадской границе. - задротничать узнавать что-то новое Интеллектуальные беседы с Бальзаком - услада для ваших ушей, если вы под них не засыпаете. С Бальзаком можно поговорить о чем угодно - от роста моркови в черноземе до музыки Баха, и будьте уверены, он все равно разбирается в этом лучше вас (Бальзак прогуглил!) Но заранее настройтесь на несколько превышающее норму количество умных слов. Ваш лексикон пополнится словами из пяти-шести-семи слогов. Да, Бальзаки - это те, которые кончают на "синхрофазотрон" и "метилпропан". - лежать на спинке, и чтобы им чесали пузико/лежать на пузике, и чтобы им чесали спинку Медленно, по росту шерсти и довольно ощутимо. Если Бальзак закрыл глаза и прекратил нервно разговаривать с вами, проверяя таким образом, не сделаете ли вы с ним, подставившим уязвимое место, что-нибудь противоестественное - скорее всего, ему хорошо, либо он спит, значит, ему тоже хорошо - не будите спящего Бальзака. - неспешное течение жизни Настолько неспешное, что про второстепенные для себя вещи типа: есть, спать, выгуливать собаку, стирать пижамку, поливать фикус, прислать документы, ответить на письмо - забывают. Если вы уже кормите, укладываете спать в постиранной пижамке, выгуливая собаку под фикусом и подсовывая ему под нос нужные документы трижды в день (Бальзак может меланхолично кивать и оставлять их лежать, где положили) - вы освоили науку. Если нет, но вам предстоит работа или жизнь с Бальзаком, учитесь. - ласку, нежность и заботу Бальзак - животное хрупкое. Как даст в лоб, так хрупнешь. Будьте нежнее, этим можно добиться большего, чем размахивания кулаками по столу. Бальзак некоторое время скептически понаблюдает эту картину, потом, если будете сильно утомлять, вставит в уши беруши, а если вы все равно не угомонитесь, уйдет в эмо-угол. После долгого нахождения там постепенно начнет звереть и все-таки в какой-то момент даст в лоб. На нежность, ласку и заботу Бальзаки откликаются нежностью, лаской и заботой. Правда, не всегда. Иногда у них плохое настроение, и вы можете день скакать вокруг с бубном, и все-таки получить в лоб. Смиритесь. - уверенность в завтрашнем дне Все Бальзаки - невротики. Что, кто, когда, почему, кому сказал, зачем, куда мы едем, что теперь будет, сколько сейчас времени, мы точно не опаздываем, ты уже проверял по карте, это седьмого числа, машина сюда поместится? Вы выслушали маленькую часть внутреннего монолога Бальзака. Да, им очень тяжело. Периодически, для успокоения, можно выдавать на этот монолог ответ: "Седьмого числа, в двенадцать часов, мы не опаздываем, сейчас только начало десятого, у меня в машине навигатор, мы едем к моей двоюродной бабушке Наташе, чтобы подарить ей пирог с ревенем на восьмое марта, да, уже апрель, но это лучше, чем никогда, ты всем понравишься, я уже припарковался". Только не делайте так слишком часто, Бальзак подумает, что вы над ним издеваетесь. - заниматься собственной внешностью Обычно у Бальзаков своеобразный, но хороший вкус. Сопутствующий долгим раздумьям, какое же все-таки взять пальто - черное или белое. На белом красивые пуговицы, но черное практичнее. Бальзак решит сам, это не Достоевский. Но рекомендуется ненавязчиво подталкивать его в сторону того пальто, которое ему больше идет. К сожалению, оценить это самостоятельно Бальзак может не всегда. И не смейтесь над Бальзаком, второй час укладывающим волосы. Ему важно. - свободу И это, пожалуй, главное, что вам следует знать о Бальзаках.
Читаю о сатанизме и сатанисткой символике в 7 утра. Слушаю Мэнсона. Срисовываю пентаграммы. Глаза затуманиваются, вспоминается кошмар. Потеряться на каком-то странном заводе, прятаться.